Я могу часами говорить про “Молчание ягнят” , но сейчас бы хотел сфокусироваться на одном аспекте — про то, как хитроумно и круто фильм работает с субъективностью взгляда (грубо говоря, чьими глазами и как мы смотрим на происходящее в фильме). Сухой медицинский факт про сюжет: одна из основных сюжетных линий «Молчания» — про то, как молодая стажерка ФБР Кларисса Старлинг расследует серию убийств и параллельно продариается через враждебный для нее мужской мир.

Противостояние с миром мужчин несколько раз прям довольно очевидно показано визуально, как например, в сцене с лифтом:

Минутка синефильского занудства

Есть теория мужского взгляда (часть мощного эссе «Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф»). Там есть довольно простая мысль — большинство фильмов делается мужчинами (режиссерами, операторами, сценаристами), в главных ролях там снимаются в основном мужчины, и смотрят его в основном мужчины.

Из-за этого взгляд камеры в кино (то, как мы смотрим на происходящее) — он мужской (male gaze). Поэтому и мужчины, и женщины, и события в кино чаще показываются с мужской точки зрения.

Так вот, «Молчание ягнят» переворачивает эту теорию наоборот.

Если обычно зрители смотрят на кино из позиции мужского взгляда — то в «Молчании», буквально, само кино смотрит на зрителя этим самым мужским взглядом, заставляя чувствовать себя максимально неуютно. Чаще всего это проявляется в сценах диалогов.

Они устроены так, чтобы мы максимально близко идентифицировали себя с Клариссой. Обычно в кино, говорящий смотрит чуть-чуть за камеру.

Каноничный пример геометрии взгляда из “Криминального чтива”:

В «Молчании» же все не так — персонажи, когда говорят, смотрят прямо в камеру — то есть буквально на нас (причем обычно еще с более близкого ракурсе, чем следовало бы).

Чтобы мы прям чувствовали себя на месте неопытной и молодой стажерки ФБР. Весь этот дуализм мужского-женского также отчетливо проявляется в противостоянии Клариссы и Буффало Билла.

Девушка Кларисса хочет занять полноценную мужскую роль, а мужчина Буффоло Билл — напротив, женскую.

В фильме есть только один субъективный взгляд помимо взгляда из позиции Клариссы — и это тогда, когда мы смотрим на жертв глазами Буффало Билла. При этом маньяк настолько объективирует женщин, насколько это вообще возможно — они как вещь, нужны только как источники материала (он даже не называет жертв по именам, говоря о них в третьем роде).

Таким образом, получается контрастность — в сценах Клариссы камера смотрит взглядом молодой девушки, в сценах с Биллом — мы смотрим взглядом маньяка на этих самых молодых девушек. А кульминацией тут выступает финальная сцена.

Это переосмысливание тропа Final Girl (где в слэшерах в конце обычно остается одна девушка, которая героически отбивается от супостата ножом или чем-то подобным). Только снова первертыш — обычно в ужастиках мы смотрим из позиции жертвы, а тут мы смотрим глазами маньяка.

Ну и символизм сцены — для того, чтобы победить, Клариссе необходимо буквально почувствовать на себе этот самый мужской взгляд (исходящий от нас, от зрителей) — что она и делает.

Про другие визуальные приемы

Также хочется отметить то, как оператор работает с приближением.

Это особенно видно, в последней сцене диалога Ганнибала и Клариссы (всё таки невозможно написать статью про “Молчания” без упоминания Лектера 🙂) Со временем диалога лицо Лектера настолько приближается к нам, что мы уже даже не видим прутьев решетки.

Про взгляд прям нам в душу, чтобы было некомфортно я уже повторяться не буду :) Ну и напоследок— мне всегда очень нравилась метафора вот этого кадра из финала:

На мой взгляд, пушистая белая собачка, которая находится в руках у спасенной девушки — это как раз образ тех самых овечек из кошмаров Клариссы. Которых Старлинг не смогла спасти в детстве, но которых смогла спасти сейчас.

И собачка в финальном кадре уже спокойно молчит.

I can talk about “The Silence of the Lambs” for hours, but right now I want to focus on one thing — how ingeniously the film plays with the subjectivity of the gaze (put simply, whose eyes we look through and how we perceive what is happening on screen).

A dry clinical fact about the plot: one of the key storylines follows young FBI trainee Clarice Starling, who investigates a chain of murders while simultaneously trying to push through a male world that is openly hostile toward her.

The confrontation with that male environment is shown visually more than once — for example, in the elevator scene:

A minute of cinephile pedantry

There is a theory of the male gaze (part of the seminal essay “Visual Pleasure and Narrative Cinema”). The idea is straightforward: most films are made by men (directors, cinematographers, screenwriters), star men in the lead roles, and are watched primarily by men. Because of that, the camera’s point of view — the way we look at what’s happening — is usually male.

But “Silence of the Lambs” flips the theory on its head. If we normally watch films from a male viewpoint, here the film itself looks back at us with that same male gaze, forcing us to feel maximum discomfort. This is most noticeable in the dialogue scenes.

Usually, when someone speaks in a movie, they look slightly past the camera. A canonical example of this geometry from “Pulp Fiction”:

In “Silence,” it works differently — characters look straight into the camera, literally at us (and often from a closer angle than necessary).

The result is that we experience everything through the eyes of an inexperienced rookie agent. The entire male/female dualism is also evident in the standoff between Clarice and Buffalo Bill: Clarice tries to claim a traditionally male role, while Bill, on the contrary, longs for a female one.

There is only one subjective point of view in the film besides Clarice’s — when we see the victims through Buffalo Bill’s eyes. The killer objectifies women as much as possible; they are merely raw material (he doesn’t even call them by name, referring to them in the third person).

That creates a sharp contrast: in Clarice’s scenes, the camera sees the world like a young woman, while in Bill’s scenes we stare at those young women through the eyes of a predator. The final confrontation becomes the culmination. It’s a reinterpretation of the Final Girl trope: instead of the usual victim’s perspective, we suddenly look through the killer’s eyes, and in order to win Clarice literally has to feel that oppressive male gaze coming from us, the audience — and she manages to do it.

About other visual techniques

It’s also worth highlighting how the cinematographer works with push-ins. This is especially vivid in the last dialogue between Hannibal and Clarice (it’s impossible to discuss this film without mentioning Lecter 🙂). With every line his face moves closer until the bars of the cell disappear from view.

Finally, I adore the metaphor in this shot from the ending:

The fluffy white dog in the rescued girl’s arms is the embodiment of those lambs from Clarice’s nightmares — the ones she failed to save in childhood but is finally able to save now. And in the last shot the dog — the lamb — is quiet at last.